— Значит, в ограблении купцов пять лет тому назад он мог принимать участие?!
- Да, мог, наверняка мог. Но и, сколько знаю его, осторожничал, следы заметал. Хорошо, если в допросном листе что-то конкретное про него прописано. А если как в сказке – посмотрел в зеркальце, сказал идти на такую-то дорогу… Такое в суде не представишь.
- А что тогда Гаврило Казимирович вам пересказал, про треугольник силы? Что-то вроде «Треугольник ещё в силе»?
- «Треугольник Силы ещё в действии», это была у кого-то из учёных идея, что каждая эпоха находится под влиянием геометрической фигуры. Так вот, по мнению Шамсияра, мы живем в эпоху Треугольника Силы, которым он лично стремится управлять. Сколько здесь выдумки и сколько правды, не знаю. И вам не советую узнавать. Возможно, словами про Треугольник Силы он Гавриле Казимировичу патент на творение непотребства выдал. Господин Никольский же себя тоже ученым считает, пытался мне выдать какие-то идеи про алгебру и музыку… Все эти треугольники, гармонии – лепет ничего не знающих, попытки выдать себя за кого-то весомого.
- Может, просто красивые речи?
- Красивые речи сейчас – чуть ли не главное оружие.

** * **
Как впоследствии мне удалось узнать, Бернард Андреевич родился где-то в северо-латинских землях, ещё в детстве любил пьесы и розыгрыши, в юности играл в разных уличных спектаклях то Пьеро, то Капитана, то Доктора, но по настоянию отца был отправлен изучать металлургию в университет в
Энтехаузене. Первые курсы он проучился успешно, а затем, поскольку на его пути непреодолимым препятствием легла высшая математика, по совету
старшего преподавателя перевелся на факультет, где изучали синенергию – совмещение энергии слов и мыслей с энергией семи первоэлементов.
В меру скудости своего образования я не смогу объяснить, в чём заключалась суть сей занятной науки, могу только заметить, что для точности знаний
студенты сего факультета изучали ромейский и сарацинский языки. Выйдя из университета, Гроглио работал поначалу на железных и серебряных
рудниках, потом то на чугунолитейном заводе – на производстве котлов и пушек, то на кирпичных заводах, где делались материалы для чугунолитейных
печей и формы для отливки тех или иных изделий. Будучи третьим сыном в большой семье, он обговорил, чтобы из наследства ему выдали две с чем-то
тысячи цехинов, а более ему ни табуретки, ни ковра не нужно. Какое-то время после чугунолитейного завода он был каптенармусом и помощником
артиллерийского мастера в армии Лаудена, участвовал в двух или трёх боях, выслужил себе офицерское звание, но военное поприще его не привлекало.
Возможность заниматься наукой затмевала перед ним всё иное. Переезжая с места на место то с бродячими актерами, то с купцами, он как-то
познакомился с председателем нашей Академии наук графиней Бакуниной, и она пригласила его к нам в Лоссенлад. Проведя в Александрополе около
полугода, он отправился и здесь странствовать, пока не осел в усадьбе Владимира Францевича.

** * **

Поутру, только проснувшись, на первом этаже флигеля я наткнулся на явно не выспавшегося Владимира Францевича, что-то ищущего в сдвинутых воедино в углу комодах и шкафах. Ему помогал низкорослый полноватый мужик с седыми лохматыми локонами, торчащими из-под колпака. Столы и шкафы, старинные напольные часы – всё двигалось, открывалось, подвергалось самому тщательному исследованию. Неожиданно господин майор радостно вскрикнул и извлек из нижнего ящика в столе желтоватый от времени лист размером примерно в половину дести.
— Вот, я же говорил, что был знак! – провозгласил Владимир Францевич.
- Доброе утро! – приветствовал я его. – Что за бумага у вас?
Он с торжествующим видом протянул мне лист – это был вексель на 500 дукатов, выданный сто лет назад артилерному лейтенант-комисару Георгу Альбрехту посланником Лоссенлада в Лютеции Василием Лукичом Д*.
- Израсходованы наверняка средства по этому векселю, - высказал я свою мысль, сдерживая зевоту.
- А вот и нет! Отец и дед считали его потерянным, отчего весьма горевали.
И Владимир Францевич сунул мне в руки ещё один лист, очевидно, письмо, автор которого сообщал «а вексель тот на пять сотен червонцев потерян есть…».
- И что это значит?
- Есть клад! - гордо заявил он и удалился к себе.

(здесь читать главу 5-тую, http://litgalaktika.ru/publ/57-1-0-10453 )

** * **
Посыльный от нотариуса приехал не на следующий день, а в пятницу к обеду и вручил Гроглио листы протокола. Тот прочитал их не торопясь и передал мне со словами «ну, как вам такое сказание, быль или небылица?». Владимир Францевич вставил было пару шуток про чернокнижников, но Бернард Андреевич на них не отреагировал.

Разбойник был одним из тех сорвиголов, что ходили по Хазарскому морю в поисках «дувана», по имени Мурат-ясаул, т.е. помощник атамана в одной из
банд. Мурат этот называл себя учеником Шамсияр-шаха (так он называл Шамсияра Парвизи) и два абзаца на одном из листов посвящены были тому,
что сейчас эпоха Треугольника Силы, и последователи Шамсияр-шаха имеют право на любое деяние, в том числе и насилие. Как предполагал Гроглио,
со слов Мурата, Шамсияр-шах увидел в своём зеркале два купеческих обоза и сообщил пути их следования атаманам с требованием себе двух третей
от всей добычи товаром и деньгами. Передача товара и денег описывалась очень туманно, из ниоткуда взялись двое посланников в сером или в
черном, забравшие почему-то не две трети, а все 80% добычи.

- Голова кругом, - я отдал ему обратно листы. – Хотя, кого-нибудь из литераторов заинтересует.
- У меня есть пара знакомых, - кивнул Гроглио. – Отдам, может, выйдет интересная повесть.
- А знакомого черта у вас нет? – хитро подмигнул ему Владимир Францевич. – Или лозоходца, что золото найти может?
— Это вы всё про Гаврилу Казимировича? Что-то новое про его ночного посетителя?
- Говорят, в городе он, в церкви и у Луки Федоровича его видели.
- И в церкви, и у нотариуса? – Гроглио потёр лоб. – Надеюсь, в очередной раз жениться не собрался?

Швейцар доложил, что к господину Гроглио прибыл посыльный с конвертом. В конверте оказалось письмо от Никольского-Воронина, десять новеньких
красных ассигнаций, каждая по десять червонцев, и вексель на двести червонцев. Альбрехт со смесью зависти и восхищения посмотрел на Бернарда
Андреевича:

- Вы действительно кудесник! Стоило нам только вспомнить Гаврилу Казимировича, как от него вам конверт, и с какими деньгами?! Пятьдесят
червонцев бы мне, до месяца Цапли, а? И отчего вам так везёт?!
Бернард Андреевич полуприкрыл глаза, шевелил губами – явно что-то подсчитывал. Ни Альбрехт, ни я не решились беспокоить его в этом.

- Владимир Францевич, я вам шестьдесят одолжу, - минут десять спустя обратился алхимик к отставному майору. – Тридцать сейчас даю, и
тридцать на следующей неделе, как в городе в банке вексель обменяю на наличные. Вас ведь устроит?
- Благодетель! – разулыбался наш хозяин. – По такому б случаю… Михеич! – кликнул он денщика. – Михеич, дружок, там в погребе у меня бочонок
особый с пометкой, вино чудесное от маркиза Л, так два кувшина прикажи налить и мигом сюда принести. Бернард Андреич, Иван Павлыч, на
радостях давайте вспрыснем, а?!

Отказываться было неудобно.

Примерно через минут сорок, когда было выпито по три бокала чудесного вина из заветного бочонка, я услышал впервые от Владимира Францевича
странную историю, что, как понимаю, возмутила его разум.

Оказывается, во времена Смуты и патриарха Иеремии из земель готов и вендов в наш растерзанный междусобьями Лоссенлад в составе одного из
наемнических полков пришел драгунский капитан Гуго Альбрехт, молодой и решительный. Как и многие другие наемники, он грабил всех и везде, не
брезговал монастырями и церквами... После одного из ранений остановился он в наших краях, и, не будучи в состоянии передвигаться, послал
тогдашнему архиепископу Филарету, правителю наших снежных земель, прошение остаться здесь. Архиепископ позволил ему остаться, но с условием,
чтобы грабитель святых мест поставил церковь или монастырь в тех местах, где будет жить - в нашем Любартовском уезде. По той или иной причине
сам капитан заложить храм не успел, но сокровища свои зарыл, а потомкам написал, что не менее чем через восемьдесят лет сокровища надо найти
и заложить храм или монастырь. По самым скромным подсчетам и записям, имевшимся в архиве Владимира Францевича, нынешней звонкой монетой
клад драгунского капитана оценивался в триста или четыреста тысяч червонцев!

- Как же так получилось, что сам капитан предпочёл сокрыть клад, а не начать строительство храма? - поинтересовался Гроглио, перелистывая старые листы записей столетней давности.
- Войн тогда много было, бродники да ушкуйники бунтом с Хазарского моря шли... Вот он, чувствуя немочь свою, и решил, чтобы никакому разбойнику добыча большая не досталась.
- И оттого не оставил ни указаний, ни прямых карт? Экстраординарно мыслил ваш предок.

По ироническому тону Бернарда Андреевича я понял, что историю с кладом он слышит раз третий, если не четвертый.

- Вот так уж решил он поступить, - Владимир Францевич пожевал губами, - Видите, здесь же написано - "сокрыто сие на брегу озера".
- По-моему, уже один раз весь наш берег озера вы лично перекопали и ничего не нашли.
- Ну что вы, Бернард Андреич... Иван Павлыч, да скажите вы ему, что человек я, а человеку свойственно ошибаться. Ну не стал бы предок шутить так, мол, напишу-ка я про клад, пусть потомки помучаются...

Когда мы всё-таки покинули нашего друга и хозяина, я решил уточнить:
- Вы, получается, не верите в эту историю с кладом драгунского капитана?
- В историю - верю. Вот только выкладкам и умозаключениям нашего друга не совсем доверяю. Он же сам говорит, что может и ошибиться.
- А что за письмо вы получили от Гаврила Казимировича?
- Рассудив здраво, сей муж решил уже сейчас передать наследникам всё своё имение, благо банковский его капитал приносит ему аж тысячу червонцев годового дохода, и благодарит меня за науку, что не изготовил для него ядовитого зелья. А про клад этот, поверьте, Владимир Францевич завтра и не вспомнит. Может, время ещё не пришло...

(продолжение см. http://litgalaktika.ru/publ/57-1-0-13402 )