Фото. Зеленогорск. Побережье

Предыдущая глава здесь:
My WebPage



Как не странно, но шутка Валентина благополучно материализовалась в занятия Сашки с Федором, к подготовке последнего к окончанию курса в училище и по математике, и по физике. Хотя Федор и не горел желанием учиться, но уж больно понравилась ему обстановка в Сашкиной квартире, отношению к нему, ничем не выдающемуся пэтэушнику, как к взрослому и равному. Да и результат не замедлил явиться в виде удивленных глаз преподавателей, не рассчитывавших на такие успехи молодого разгильдяя.

Продолжал он и халтурить в кооперативе за магазином, все шло хорошо, переходил он от одного автовладельца к другому, его уже и сторожа знали в лицо, не спрашивая, пропускали на территорию.

Один только эпизод испортил и настроение, и впечатление от заказчиков.

Ремонтировал он шикарную «шестерку», с мягкими ворсистыми ковриками, кучей зеркал, шикарной импортной магнитолой. Договорился обо всем с хозяином – богато одетый представительный дядька, с которым все в кооперативе уважительно раскланивались, а когда работу сделал, то мужик этот дал ему так брезгливо половину суммы.

- Тут мало, мы же по-другому договаривались.

- Хватит, голуба моя, - ответил мужик, сложив руки на груди и глядя на Федора с насмешкой. - Ты, красавец, насколько я могу судить по твоему возрасту, учишься еще?

- Ну, - согласился Федор.

- Так вот, не ну, а учишься. Государство дает тебе возможность получить бесплатное образование, получить профессию, а ты пытаешься обогатиться за счет этого. Не хорошо, не солидно с твоей стороны.

- Я же сделал, то, что надо было. Все качественно.

- Да, и я расцениваю этот эпизод, как производственную практику. Я обеспечил тебе возможность, рискуя своим имуществом, - мужик бережно погладил капот своего автомобиля. - Так что, голуба моя, не перечь старшим, ты должен быть мне благодарен за оказанное тебе доверие, а не заниматься рвачеством. Все, если ты, неблагодарное создание, не ценишь хорошего к себе отношения, то я не готов продолжать далее наше общение.

Мужик отвернулся и принялся запирать ворота гаража, не обращая внимания на растерянного Федора. Тот сплюнул и ушел, тихо матерясь себе под нос.

В этот вечер он встречался с Сашкой, который хотел поговорить с Елизаветой Васильевной относительно возникшей у него идеи о месте проведения каникул Федором.

Когда они пришли домой, мама даже растерялась, таким ей взрослым показался Сашка, по сравнению с сыном:

- Проходите в комнату, да вы не разувайтесь, ничего, ничего, сухо на улице.

Расселись на стульях.

- Вот, Елизавета Васильевна, мы тут с Федором понемногу занимаемся, вроде и результат не плохой. У меня есть предложение, я могу его на лето забрать с собой на дачу. Дачей, я это конечно громко называю, но все же загород, воздух. Дело в том, что после моей бабушки в Зеленогорске остались комната с верандой и времянка. Комнату и веранду занял мамин брат, а времянка мне досталась. Вот там лето и провожу, но там и на двоих, да и больше, места хватит. Вот такое у меня предложение, если вы не против.

- Да я-то не против, чего мне против-то. А то будет тут в городе болтаться, грех один тут с этим городом, да дружками его. Вот только просьба, вы уж там за ним глаз держите, чтобы не натворил каких глупостей.

- Не волнуйтесь. Да хороший он у вас парень.

Так и договорились, определилось место, в котором предстояло Федору провести лето, и, как вы догадываетесь, где мы с ним и познакомились.


Проводив Сашку, Федор, покуривая, бредя в сумерках к дому, встретил Сержа с каким-то парнем, идущих в сторону небольшого парка, расположенного за зданием школы.

- Федька, привет. Знакомься, это Витек. Вот отмечаем окончание очередного класса. Извини все допили, тебе не осталось, - Серж самодовольно ухмылялся.

- Привет.

- Матушка с бабкой укатили, дачу прибирать, батюшка намылился то ли на банкет, то ли в театр, вот и пользуюсь случаем вольной жизни, - Серж закурил. - Выпили немного, сейчас погуляем, а то через пару дней – прощай город, да здравствует загородная свобода и вольница!

Федор побрел рядом с ними.

У входа в парк им навстречу попалась компания девчонок, что-то громко обсуждавших и весело смеющихся.

- У какие цыпы! – шагнул им навстречу Серж. - Может, поделитесь своим весельем?

- Пошел ты, - лениво огрызнулась одна из девчонок, и, больше не обращая внимания на ребят, они ушли своим путем.

- Никакого взаимопонимания. Слушай, Федька, у тебя денег нет?

- Нет. Обломал тут меня один хрен моржовый, вроде солидный мужик, а жмот! Еще умные речи там развел, козел вонючий. А там еще матери надо было помочь деньгами, сейчас что-то батя совсем не принес ничего.

- Вот он пролетариат! Опора семьи! – возбужденный алкоголем крикнул Серж. - Ты у нас, прямо, герой нашего времени!

Их обогнала молодая эффектно одетая женщина, спешащая куда-то через парк. Еще несколько шагов, и у нее подвернулась нога на плохо утоптанной и размокшей около маленького бассейна с фонтаном дорожке, и сломался высокий каблук туфли. Она наклонилась, сняла туфлю, стоя на одной ноге, и вертя обломанный каблук в руке.

- О, мадам, какая утрата! – подошел к ней Серж. - Может трое кавалеров смогут помочь беде и отнести или хотя бы проводить запоздалую путницу до ее укромного гнездышка?

- Шли бы вы, ребята, - спокойно и не зло ответила женщина, оглядев мальчишек.

- Не пренебрегайте искренним предложением, - Серж подхватил женщину под локоть. - Я помогу. Мужики, не дадим пропасть женщине!

- Ребята, я же сказала, идите своей дорогой.

- Как вы нас не цените, может быть, мы не так и плохи. Или вам стыдно нас к себе пригласить? А вдруг мы вам понравимся, развлечемся вместе?

- Слушай, ты, я с малолетками не связываюсь! Валите отсюда! – не выдержала и крикнула женщина.

- Зачем же оскорблять!? – усмехнулся Серж и чуть приподнял локоть женщины, одновременно отпуская его. От неожиданности она покачнулась и не удержавшись на одной ноге и не успев схватиться за бортик бассейна, упала в воду.

Серж со смехом бросился к ближайшим кустам, Федор и Витек побежали за ним.

- Ах, ты, падла в ботах! Сука! – кричала им вслед женщина, выбираясь из воды.

- Сама такая! – ответил через плечо Серж. - Мы же тебе предлагали ласку и внимание, а ты сама отказалась!

В кустах Федор остановился:

- Слышь, Серж, мне надо бы уже домой.

- Надо, так топай. Детское время пришло?

- Дела там есть. Бывайте, - пожав товарищам руки, Федор побрел через газон к дому, на душе стало пакостно и беспокойно.



Женщина, придя домой, первым делом сбросила платье и приняла горячий душ. Выйдя в комнату в накинутом халате, закурила. Зазвонил телефон.
- Алло.
- Где же ты пропадала, голуба моя? Сегодня свободный вечер, а я никак не могу до тебя дозвониться.
- Купалась.
- Что? Ничего не понимаю. Что ты такое несешь?
- Ничего, Женечка, настроения нет, так что отдохни каким-нибудь другим способом. Пока, привет жене! – и она бросила трубку.


На следующее утро, спустившись в метро и войдя в вагон, Сашка с облегчением обнаружил, что гнетущее его последние дни беспокойство, вдруг, исчезло. Напротив него, у противоположенной двери стояла невысокая светленькая девушка. Она читала журнал, бегая глазами по строчкам, другой рукой, державшей закладку, она придерживала непослушную челку, норовящую упасть на глаза.

Почувствовав его взгляд, она подняла голову и улыбнулась Сашке.

Он подошел, встал напротив:

- Где вы пропадали?

- Я болела.

Только сейчас он понял, что именно ее не хватало в эти дни в вагоне, в одном и том же вагоне, в одно и тоже время, каждое утро. Казалось, не замечали друг друга, но оба одновременно почувствовали одинаковое беспокойство, она дома, он в вагоне, когда перестали неосознанно ощущать присутствие друг друга.



День, жара и лень разливаются вокруг, заполняют все уголки улиц, душ и тел.

Даже тенистый навес над теннисным столом и несколькими скамейками, обсаженный густым кустарником, не спасал от духоты и зноя. Лёнька Большаков раскинул руки по спинке скамейки, сполз, полулежа на сиденье, рубашка расстегнута до пупа, грудь искрилась бисеринками пота, голова была уронена на грудь, спутанные рыжеватые волосы упали на лоб, по рассеченной губе, между двумя сломанными зубами на подбородок бежала тонкая струйка слюны. Разморенный человек спал, отдыхал, негромко посапывая.

Тихо подойдя к товарищу и сев рядышком, Леха Плейшнер, во всю мочь молодых легких крикнул в ухо Леньке:

- Большак, выпить хочешь?

Рыжая голова отдыхающего вскинулась от неожиданности с такой силой и скоростью, что аж звон пошел по навесу от удара затылка об одну из трубок, держащих пластиковую зеленую крышу.

- А-а-а! – заорал Ленька, схватившись за загривок. - … твою мать!

- Большак, выпить хочешь? – тихим голосом снова спросил Леха.

- Да, - ответил разбуженный, продолжая морщиться и тереть затылок.

- Так ведь нету! – довольно заржал Плейшнер.

- А пошел, ты! – огрызнулся Ленька, сполз со скамейки на траву и закатился в тенек, под куст.

- Может, искупаться сходим, - предложил Иван, передавая недокуренную папиросу, сидевшему рядом Димке.

- Лень, - ответил тот, - лучше попозже.

Тишина, нарушаемая только жужжанием мух, вернулась под навес.

И, вдруг, в эту идиллию ворвалась музыка:

«Прощай, со всех вокзалов поезда
Уходят в дальние края…»

К навесу со стороны магазинов на углу Круглой и Приморского подошли Галина и Верка. Их сопровождал какой-то парень в клетчатой рубашке, с японским кассетником в руках.

- Хорош спать, мы вам музыку привели, - крикнула Галина.

- Где ты его откопала? Кто это? – спросил Плейшнер.

- Это наш новый друг, эй, как тебя зовут, я забыла?

- Ипполит, - ответил неожиданно высоким голосом обладатель магнитофона. - А вы играете в пинг-понг? – кивнул он на натянутую над столом сетку и валяющиеся рядом с ней ракетки и шарики.

- Чего? Чего? – сморщился Плейшнер.

- Это он про теннис, - объяснил Димка Сазонов, смачно сплюнув себе под ноги. - Пижонит. Ну играем. А ты?

- Конечно, - открыто улыбнулся Ипполит. - С кем?

- Не запаришься? – удивился Плейшнер.

Девчонки тем временем забрались на свое любимое место: поставив ноги на спинку скамейки, сели на горизонтальную трубу конструкции навеса.

Поднялся Иван Выходцев:

- Давай со мной, а то эти все помрут скоро от неподвижности.

Началась партия. Зрители лениво и неспешно крутили головами, следя за шариком, звонко стукающимся о стол.

Подошла пара. Он с солидным брюшком, лет пятидесяти, в надвинутой на лоб панамке и больших красивых очках, она маленькая с остреньким носиком и тонкими губками. Щурясь от солнца, они какое-то время посмотрели за игрой, потом мужчина спросил:

- Принимаете?

- На мусор, - ответил Плейшнер.

- Как?

- На вылет.

- Подходит, садись Любонька, сейчас мы покажем молодежи класс!

Они сели на скамейку напротив девчонок и Плейшнера. В это время из кустов выбрался Большак:

- Долбо…, - но, увидев незнакомцев и девчонок, осекся. - Расстучались гады, такой сон спугнули.

- Большак, почему у тебя «белый билет»? – спросил Плейшнер.

- Порок сердца у меня, - лениво ответил Ленька.

- Это ты у своего сердца порок! – заржал Леха, никто не поддержал, эту хохму все слышали уже раз сто.

- Эй, дядя! – крикнула Верка, обращаясь к сидевшему напротив мужчине. - Чего уставился, спать плохо будешь! Смотри на небо, оно такого же цвета, как и мои трусики, чего под юбку пялишься, вон своей бабе смотри!

Мужик вспыхнул, вскочил:

- Как вы смеете! Девчонка еще, а туда же! Что вы себе позволяете?

- Это ты позволяешь, я еще несовершеннолетняя, вот как стукану! – захохотала Верка.

- Кошмар! Пойдем отсюда, Люба, это просто возмутительно!

- Чего тебе возмутительно, не фиг пялиться, дятел! – крикнула вслед паре Верка.

Мужчина и женщина удалялись, провожаемые заразительным молодым хохотом грядущего поколения.

Партия закончилась.

Иван вылетел, за стол встал Димка, но продержался не дольше, только вспотел зазря.

Ближе к вечеру появились Серж и Леха Огурец, получивший кличку из-за формы своей головы. А рядом с ними шел, неся две бутылки вермута, Федор.

- Приветствую, - крикнул Серж. - У нас пополнение, знакомьтесь, это Федор, мой бывший одноклассник. Прошу любить и жаловать.

Федор по очереди пожал руки всех присутствующих, выслушав их имена.

- Ничего, такой! - толкнула Верка плечом Галину, та отозвалась:

- Стеснительный какой-то.

- Сейчас выпьем, раскрепостимся. Федор проставляется по поводу приезда и знакомства.

- Мне нельзя, - пожала плечами Галина. - Сегодня мамаша из рейса возвращается. Нет, чтобы куда-нибудь на Владивосток ездить, так она на Крым устроилась, каждую неделю является.

- Нам больше достанется.

Сашка еще на второй неделе июня привез Федора в свою времянку, поселил, но все благие намерения жить вместе с ним, а еще и заниматься иногда математикой, канули, не до того стало Сашке после открытия, сделанного им в метро. Закрутила его личная жизнь, не давая дух перевести, а не то чтобы наслаждаться дачным отдыхом. Поэтому он появлялся редко, проведать гостя, проверить, как тот питается, чем занимается.

Предоставленный сам себе Федор болтался по Зеленогорску, валялся на заливе, благо погода в этом году выдалась отличная, ремонтировал, стоявший в сарайчике рядом с времянкой старый, раздолбанный мотоцикл и так бы и провел лето в тоске, если бы не столкнулся случайно у магазина с Сержом и Огурцом.



В этом году Чиполлинка закончил шестой класс и перебрался в седьмой. Летом он вызвался помогать старшеклассникам, для которых это было обязательно, проводить косметический ремонт в школе. Ему нравилось возиться с красками и кистями, но врожденная его неловкость приводила к тому, что большая часть краски оседала не на стенах, а на его одежде.

Естественно, ну не для меня и не для вас, а естественно для нее, рядом с ним трудилась и неотступно сопровождавшая его по школьной жизни Надя. Она имела подруг и друзей по двору, в котором жила, по детскому саду, в который когда-то ходила, но почему-то, уверовав в это с первого сентября своего первого класса, в школе она имела только одного друга – Сережку. Кто вложил в голову, еще маленькой тогда девочки, что, если тебя посадили в первый твой школьный день с кем-то за одну парту, то ты обязана сидеть с этим человеком до конца школы, помогать ему, по мере сил оберегать его. Но факт оставался фактом, Надя вела себя в строгом соответствии с этой известной только ей заповедью. У каждого свои странности.

После пары недель работ, у Сережки начались проблемы, он начал страдать жуткими головными болями, которые начались неожиданно в один из рабочих дней, да с такой силой, что пришлось бросить идею помогать старшеклассникам, и отлеживаться дома дней десять, пока боли не стихли. Никто из врачей, к которым таскала его испугавшаяся Соня, не мог назвать причины болей, не мог назначить лечения. Когда боли стихли, Соня решила, что это была реакция организма на запах красок и прочих строительных материалов. Так это или нет, никто не знает, единственное, что доподлинно известно, что именно после этих болей и появились у Сережки те способности, о которых я вам как-нибудь в другой раз обязательно расскажу.

Так, что-то я отвлекся.

В тот день, когда почувствовал Сережка головную боль, когда начало темнеть у него в глазах, Надя и повела его из школы домой. Сначала попытались ехать на автобусе, но через пару остановок пришлось выйти, потому что очень сильно, до тошноты, укачивало мальчишку. Пришлось им от Широкой улицы двинуться к нему на Средний пешком.

Смотрелись они комично, Сережка маленький, сильно располневший за последний год-два, с точащим клоком волос на макушке и разнокалиберными ушами, ходивший как уточка в развалку, и Надя, худая, высокая белобрысая девчонка, шагавшая, как будто отмеряя по чьему-то заданию метры дороги, и делавшая военную отмашку руками.

Срезали они путь через питомник. На поляне за оврагом, почти на подходе к конюшне, натолкнулись на сидевшего в траве и державшего в руках фанерку с прикрепленным к нему листом ватмана и кисти Костю Толмачева. Он так глубоко был погружен в созерцание пейзажа и процесс его фиксации на бумаге, что не заметил прошедших мимо ребят.

Доведя Сережку до дома и передав его в заботливые руки Сони, Надя вернулась в питомник, нашла Костю, молча села на траву у него за спиной и зачаровано смотрела на волшебно появлявшиеся на бумаге знакомые кусты, деревья и дорогу.

Так она сидела до вечера, пока Костя не дорисовал свой пейзаж и не начал собирать краски:

- Ты кто? – без какого-либо удивления спросил он, обернувшись к девочке.

- Надя.

- Что тебе?

- Смотреть. Жалко, что ли?

- Не жалко. Смотри.

- Когда ты опять придешь?

Он задумался, что-то прикинул и ответил:

- Завтра, в десять.

- Пока, - сказала Надя, поднялась и ушла вниз по оврагу к шоссе.

На следующий день, ровно в десять, она пришла на тоже место, Кости не было, она поискала и нашла его, сидевшего на самом дне оврага. Рядом с ним играла маленькая черненькая, как и он, девочка.



Толмачевы занимали небольшой домик, забором отгороженный от нашего дома.

Толмачев старший – Юрий Петрович – работал механиком на швейном производстве для инвалидов, там же он когда-то давно познакомился с мастером цеха – Людмилой, результатом этого знакомства стала их семья и скорое рождение Кости, семья была тихая, практически ни с кем не общалась, в силу молчаливости и замкнутости Юрия. Когда Костя подрос, решили они завести второго ребенка, родилась Лизочка, но природа уравновесила ее появление тем, что забрала Людмилу, умершую при родах.

Свалились на Юрия заботы о двух детях, с чем он справлялся, казалось, без труда. Упорный, нелюдимый и неутомимый он жил как заведенный механизм. Днем работа на швейке, в обед домой, благо рядом, приготовить обед для детей, потом опять на работу, вечером стирка, уборка, чтение дочке, ответы на вопросы сына, если приходила пора, то огород и сад, а по ночам, ночь через ночь, на смену в магазин, где он работал ночным грузчиком.

У Кости годам к десяти обнаружилась тяга к рисованию. Сначала карандашом, а потом и красками. Унаследовав от отца молчаливость и некоторую угрюмость, он легко проводил все свободное время где-нибудь в округе, наедине с листом бумаги и красками. Отец был доволен этим увлечением сына и не жалел денег на все для него необходимое. Это увлечение отвлекало, слава Богу, от компаний сверстников.



Надя присела на траву рядом с девочкой:

- Привет.

- Привет, - ответила девочка, Костя молча кивнул, не поворачивая головы и не отрывая взгляда от вздымающейся от его ног, вверх, покрытой волшебным разноцветием земли, устремленной к огромному старому дубу, свесившему ветви и чуть наклонившемся над краем овраг, будто заглядывавшему вниз, наблюдая за сидевшими внизу детьми.

- А ты кто? – спросила Лиза.

- Я Надя.

- А что ты тут делаешь?

- Смотрю, как он рисует.

- Это не он, это мой брат, его Костя зовут, а меня Лиза. А ты будешь со мной играть?

- Давай, поиграем, а во что?

- У меня есть лопатка и ведро, но тут нет песка, а землю я копать не умею, она жесткая очень, а я слабенькая еще. Расскажи тогда сказку. Мне папа много сказок читает. Ты знаешь сказки.

- Да, знаю. Какую тебе рассказать?

- Новую.

- Новую? Ну ладно, знаешь, я тебе расскажу сказку, которую придумал мой самый главный друг, его зовут Сережа, он живет здесь недалеко и пишет сказки.

- Хорошо.

- Только я не очень хорошо умею рассказывать и не помню ее точно, в смысле, дословно, он мне их читает, но тетрадки со сказками у него. Я так по памяти, ладно?

Девочка деловито кивнула.

- Живет в нашем городе один хороший человек, он молодой и очень красивый. Он очень добрый. И он очень хочет делать людям добро, хочет помогать им, чтобы все они стали счастливыми, и нашли свою любовь. Он ходит по свету и ищет несчастных девочек, некрасивых девочек, с которыми никто не гуляет, и их на танцах никто не приглашает. Эти девочки очень страдают, а от своих страданий еще больше начинают стесняться и не могут познакомиться с теми мальчиками, с которыми хотят. У таких девочек, как я помню у Сережки написано, «моросит на душе дождь и опадают листья». Так вот, этот человек знакомился с такой девочкой и показывал, как она ему нравится, какая она чудесная, как она прекрасна, какая у нее добрая душа. Тогда девочка расцветала, становилась смелой и красивой, «душа ее проступала наружу», а он исчезал. А когда исчезал, девочка его сразу забывала, но оставалась смелой и красивой и знакомилась с тем мальчиком, о котором мечтала. А он искал следующую девочку. Но, так как они его сразу же забывали, он был очень одинок и печален.

Костя не рисовал, сидел и слушал.

После этого, почти каждый день приходила Надя смотреть, как рисует Костя, а, когда он приводил с собой сестру, рассказывала ей очередную сказку из тех, что слышала от Чиполлинки.



Мерный перестук шарика был прерван появлением Саши Карлика (давнишний неизменный член нашей компании из разряда дачников), прозванного так, естественно, за свой огромный рост и комплекцию штангиста. С ним вместе к навесу подошли четыре девушки, с любопытством оглядывая компанию.

- Эй, мужики, хорош стучать. Вот вы тут кисните в тоске зеленой, а я вот пока времени не теряю, смотрите, с какой чудной компанией познакомился.

Со скамейки лениво глянул Большак, Выходцев и Сазонов привстали и поклонились, Огурец оглянулся и пропусти подачу, Плейшнер, положил ракетку на стол, двинулся к девушкам, протягивая пятерню:

- Алексей, очень приятно…

- Знакомьтесь, - прервал его Сашка. - Мэри, Оля, Лена и Тамара. Правильно? – уточнил он, обернувшись к девушкам: - Ладно, по ходу дела выучим.

- А куда ход этого самого дела направлен? – спросила Мэри. - Может, пустите поиграть, пока ход не ускорился?

- Девушкам везде у нас дорога! – Плейшнер низко поклонился и отступил с дороги.

Мэри решительно взялась за ракетку и лихо отбила подачу Огурца. Остальные расселись по скамейкам.

Рядом с Димкой оказалась Тамара.

- Вы из «Ленинградца»? – спросил он.

- Нет, из пансионата, - она кивнула головой в сторону Ушково.

- Каникулы?

- Нет, мы уж отучились. Техникум закончили, теперь приехали отметить окончание.

- Какой?

- Один технический, - кокетливо покачала головой Тамара.

- Женщина и техника! Это же несовместимо!

- Глупости, потом можно чем угодно заниматься, вон, у меня подружка в прошлом году закончила, а теперь библиотекарем работает, и никакой техники! – Тамара рассмеялась.

Когда она смеялась, ее большие темные глаза щурились и придавали лицу хитрое, лукавое выражение.

- Когда ваша смена заканчивается? – спросил Димка.

- Завтра.

- Обидно, а то у нас преимущественно мужская компания. Тоскливо здесь.

- Ой-ли? А кино, танцы, отдыхающие?

- Кино – старо, на танцах – старье.

- Тады, ой! Действительно, скучновато.

- Кто следующий? – крикнул Огурец. - Мэри повержена!

- Я, - встала Тамара, откинув со лба волосы, взяла ракетку.

Играла она хорошо, удары четкие, резкие и точные, но все же Огурца обыграть тяжело.

- Леха – мастер, - сказал Димка, когда Тамара опять села рядом с ним.

- Да, ничего.

- Первая ракетка на деревне.

- А ты здесь живешь?

- Нет, я только летом, на даче.

- Студент?

- Это великая тайна. Я на секретной работе, - Димка прижал палец к губам. Высокий рост часто позволял вчерашнему девятикласснику прибавлять себе года три-четыре, когда в этом была необходимость, например, в винном отделе. Тогда это называлось словом акселерация.

- Ну-ну! – она улыбнулась.

- Народ, сегодня в Победе, какой-то французский фильм будет, - появился под навесом Серж.

- Представься, бескультурье! – крикнул ему Иван. - Видишь, какой у нас тут цветник.

- Прошу пардона, дамы, - поклонился Серж. - Сергей.

- Пошли в кино, - подал голос Большак.

- Ты что не насмотрелся? – откликнулся Плейшнер.

Большак работал в «Ленинградце» киномехаником, благодаря именно ему, удавалось всей компании бесплатно пробираться на танцы, когда приезжал ансамбль из города. Танцы под магнитофон были дармовые, а когда музыка была живая, вход стоил пятьдесят копеек, а народу набивалось столько, что яблоку упасть было негде.

- Может, действительно, сходим? – Мэри встала со скамейки.

- Поехали! – решительно крикнул Серж.

Вечером, посетив всей компанией танцы, также гурьбой отправились провожать девчонок в пансионат, когда Мэри громогласно оповестила:

- Нам пора!

Димка попридержал Тамару за локоть, и они немного отстали.

- У вас Мэри за командира?

- Куда уж! Старший товарищ. Она сначала в институте училась, потом ушла после первого курса и к нам поступила.

- Решила везде успеть.

- Спрашиваешь.

- Можно прозаический вопрос?

- Давай.

- У тебя телефон есть?

- Как бы тебе сказать? – засмеялась Тамара.

- А все же?

- Потом посмотрим.

- Да уж некогда, потом.

- Думаешь?

- Конечно.

- Ладно, пришли, - она остановилась у дверей главного корпуса пансионата.

Димка положил ей руку на плечо и попытался притянуть ее к себе, но Тамара, ловко повернувшись вокруг своей оси, выскочила из объятий и взбежала на крыльцо.



Следующее утро все вместе проводили на пляже.

Для компании знакомство с девушками было событием. Местные девчонки не баловали их вниманием, росли-то они все вместе с малолетства и потому не видели друг в друге представителей противоположенного пола. Девчонки тяготели к более старшим парням или к отдыхающим, а ребятам тоже было с ними не особо комфортно, перед ними же не начнешь строить из себя взрослого прожженного человека, знали же они всех как облупленных, то ли дело пустить пыль в глаза приезжим.

Там же, на заливе, состоялось серьезное совещание. Тема: как организовать проводы новых знакомых. Поступило предложение устроить вечернюю отвальную, но его попыталась отвергнуть Мэри, ссылаясь на то, что покинуть гостеприимный пансионат они обязаны до обеда. Эти подлые происки администрации пансионата вызвали к жизни мыслительный процесс в головах принимающей стороны и материализовались в виде следующих слов Плейшнера:

- Какая ерунда! Берем ваши шмотки и забрасываем ко мне в комнату. Мамаша на смене, никто ничего и не скажет.

Решение было принято, наступило время его реализации.

- Мне тогда надо домой позвонить, - сказала Тамара.

- Вот и хорошо, - Димка начал одеваться. - Мы с Тамарой идем звонить, а вы пока вещи перетаскиваете.

- Оля, не забудь мою сумку под кроватью, - попросила Тамара.

- Не волнуйся.

Выйдя с песка на дорожку, Тамара взяла Димку за руку и, прыгая по очереди то на одной ноге, то на другой, надела босоножки.

- На почту? – спросила она, пытаясь освободить руку, которую Димка и не думал отпускать.

- Лучше в главный корпус «Ленинградца». Там автоматы городские. Строгие родители волноваться будут?

- Спрашиваешь. У меня мама блюститель порядка и домашний тиран.

- А отец?

- Отца нет. Живем вчетвером: я, мама, бабушка и братишка.

- Маленький?

- Да. В шестой класс пошел.

- А что маме скажешь?

- Не знаю. Что-нибудь придумаю.

Они подошли к автоматам, очереди не было. Пошарив по карманам, Димка нашел две пятнадцатикопеечные монеты:

- Хватит, одна за три минуты?

- Одной хватит. Главное поговорить быстро, чтобы она не успела запретить.

- Ну, ни пуха, ни пера!

- Не напрашивайся, - Тамара зашла в будку и плотно закрыла дверь.

Ей, видимо, долго не отвечали, она ждала, нетерпеливо постукивая каблучком по полу. Наконец, она что-то заговорила, усердно жестикулируя и серьезно сдвинув брови. Димка, прислонившись к стене напротив стеклянной двери будки, с улыбкой наблюдал за Тамарой. Три минуты кончились.

- Фух! - Тамара тряхнула головой, убирая упрямую челку со лба. - Отговорилась. Оказалось, что отъезд смены производится два дня, и нас выселяют завтра.

- Как интересно! Никогда не знал!

- Куда теперь?

- Пойдем к Плейшнеру, подождем там, это недалеко.

- Почему его так странно зовут?

Димка объяснил.

Шли они неспешно, но все равно пришли раньше остальных, присели в ожидании на траву у калитки.

- Теперь я, по крайней мере, уверен, что у тебя есть телефон.

- Точно. Только я звонила маме на работу.

- Во, сачки уже здесь! – закричал появившийся из-за угла забора Плейшнер.

Он тащил маленький чемоданчик, нарочито тяжело дыша и усиленно спотыкаясь.

Огурец и Плейшнер, взвалив на себя все вещи, затащили их в дом.

Вечером все собрались у теннисного стола под навесом. Иван поставил на стол большую спортивную сумку, в которой что-то звякнуло:

- Горючее есть!

- Музыка тоже! – Огурец потряс перед собравшимися кассетником.

- И моя тоже! – Саша Карлик провел рукой по струнам, висевшей на плече гитары.

- Выступаем, - скомандовал Димка.

Под ветвями деревьев, полукругом оградивших часть пляжа, уже темнело. Развели костер и расселись по торчащим из песка корням. Тихо шумел прилив.

На эту ночную смену все выбирались по-разному. Димке повезло, в это лето первый год его родители решались периодически оставлять на даче одного, на Ваньку мать давно рукой махнула, все силы тратила на борьбу с пьянством отца и на воспитание младшей дочери, у Плейшнера мать работала по сменам и следить за сыном, времени особенно и не было, у Огурца отец ходил в плаванье, мать нянчилась с младшими, и он по-тихому сбегал из своей комнаты, про Карлика почти ничего не было известно.

Проще всего было с Большаком. Ему было уже за двадцать, от армии его освободило сильное отставание в умственном развитии. Он был добродушным, безобидным, но еще в школе имел проблемы с учебой не только из-за лени.

- Предлагаю начать праздник, - Иван достал из сумки стаканы и бутылки. - Большаку не наливать.

- Почему? – сморщился Ленька.

- Тебе вредно, ты ж у нас порочный! – ухмыльнулся Плейшнер.

- Шутка, Большак, шутка, - успокоил товарища Иван.

Выпив, закурили. На некоторое время воцарилась тишина, только тихий шум воды и потрескивание веток в костре, да единственный некурящий Большак что-то тихо бормотал себе под нос.

- У-у-у! – кто-то дико завыл в темноте и, со страшным треском ломя кусты, выскочил через голову Плейшнера к костру.

Девчонки вскрикнули, Большак отшатнулся в темноту.

- Ага, не ждали, а это мы! – оказались Серж и Федор.

Серж, который дождался, пока уснула бабушка, которую с ним оставляли родители, сами приезжая только на выходные, и тихо вылез в ночь через окно и, зайдя за Федором, повел его на залив, заранее зная, где должен состояться пикник.

- Эй, Большак, ты жив? – крикнул в темноту Серж.

- Он свой порок в кустах ищет, а то он, небось, выпрыгнул из сердца от страха, - смеялся Иван.

- Ду-ра-ки! – обиженно ворчал Ленька, появляясь в свете костра.

- Сам такое слово нехорошее. Что же не дождались нас, начали уже, - Серж подхватил два пустых стакана, один протянул Федору: - Эй, Ванька, налей опоздавшим.

- Ленка, давай споем что ли, - предложила Мэри.

И они хором запели о том бедном клене, который шумел и слушал чужие разговоры о любви. Потом, к удивлению присутствующих, они пели песни на французском языке. Сашка сначала тихо, а потом, поймав мелодию, боле уверенно вел аккомпанемент.

Большак начал тихонько клевать носом.

Когда песни стихли, Плейшнер крикнул:

- Большак, пошли купаться.

- Ага.

Они вышли на песок, разделись, ночной ветерок холодил тело, подошли к воде. Плейшнер чуть отстал, продолжая громко топать ногами по воде у самой кромки берега. Лёнька же в полной уверенности, что товарищ следует за ним, прошел на глубину и с отчаянным криком бросился в воду. Леха же быстро оделся и вернулся к костру. Увидев, что его обманули, Большак, дрожа от холода, вылез из воды, обозвал под общий хохот Леху дураком, тоже оделся и придвинулся вплотную к огню.

- Пойдем, погуляем, - шепотом предложил Димка Тамаре.

- Пошли.

Они шагнули в темноту тропинки. Идти было неудобно, невидимые в ночи корни цеплялись за ноги и, помучавшись, они решили выйти на берег и идти по песку.

Вскоре путь преградила ледяная речушка, бежавшая из трубы под шоссе к заливу.

- Непредвиденное препятствие.

- Ничего, можно и назад.

- Нет, переберемся. Кавалеры переносят дам.

- Ой-ли?

Димка подхватил Тамару и перенес ее через речушку.

- Знаешь, мне так больше нравится, как-то удобнее и ноги не устают, - сказала она, откинув голову и глядя ему в лицо.

Димка опустил ее на землю и, наклонившись, поцеловал.

- Запыхался, - Тамара погладила его по голове, взяла под руку, положила голову на плечо, пошла рядом.

Когда они вернулись, костер догорал, светало.



День был душный и они в ожидании электрички расположились в тени рощицы напротив вокзала за площадью.
- Я все еще надеюсь получить телефончик, - сказал Димка, ложась на траву и кладя голову Тамаре на колени.

- Надейся, надейся, - хмыкнула Мэри.

- Я могу свой дать, - предложила Ольга.

- Давай, - Димка достал из кармана рубашки листок бумаги, приготовленный заранее.

- И мой запиши, - крикнула Лена.

- Ладно, уговорил, черт языкастый! – засмеялась Тамара.

- Ага, испугалась! – крикнула Лена.

- Куда уж? Записывай.

- Ну, Мэри, а твой?

- Ничем не могу помочь. Пора идти.



Через пару дней Димка позвонил Тамаре.

Договорились о встрече.

После обеда он поехал в город и в шесть уже ждал Тамару на условленной трамвайной остановке.

Она прибежала в половине седьмого.

- Фух, еле вырвалась.

Он поцеловал ее.

- Куда идем?

- Давай, побыстрее и подальше.

- Мама уже организовала погоню?

- Спрашиваешь. Поскандалили.

Пройдя через несколько проходных дворов, вышли в скверик, присели на скамейку, и Тамара достала сигареты, закурили:

- Как поживает твоя компания?

- Отлично. Все так же тоскливо и однообразно.

- Я понимаю, что должна быть благодарна этой самой тоске?

- За что?

- За то, что вижу тебя здесь.

- Ого! Это для тебя имеет значение?

- Ну, так ни очень, чтобы очень, но где-то в чем-то.

- Спасибо.

- Кушай на здоровье.

- Но дело не в тоске…

- Не заливай.

- Я хочу…

- Сказал же, не заливай.

- Слушаюсь.

- А куда ты денешься.

- Сбегу, если ты будешь наводить тиранию.

- Ой ли?

- Сбегу, у тебя каблуки острые.

- И?

- Острые, чтобы под них попадать.

- Могу надеть домашние шлепанцы.

- Суть не меняется.

- Вот, видишь, а ты: сбегу! Сбегу! Между прочим, - она покрутила перед его носом докуренной сигаретой.

- Не понял?

- Какой-то ты право, как бы это сказать, на мой каблук не похожий.

- Тупой?

- Но догадливый.

- Все равно, не понял?

- Чем заниматься будем?

- А! Есть одно предложение, - Димка обнял ее и поцеловал: - Чем не занятие?

- Нет. Не пойдет.

- А, по-моему, очень даже ничего!

- Считаешь?

- Точно.

- А та бабулька, напротив нас, считает иначе.

- Да, что-то она в лице переменивши.

- И даже побледневши.

- Скорее, позеленевши.

- Вот, видишь, пойдем отсюда.

Перед сквером красовалось большое кафе, посмотрев на него, Димка вздохнул:

- У меня сегодня только на кино есть.

- Тоже хорошо.

- В какое пойдем?

- В ближайшее.

Пройдя вдоль забора рынка и перебежав трамвайные пути, они вышли к огромному, под стать и его названию, мрачно-серому старому зданию кинотеатра.

- Неудача. Две серии и уже идут.

- Ничего, кавалер, пойдем в другой.

Обогнув здание, они подошли к еще одному кинотеатру, скромно втиснувшемуся между представительным зданием театра с высокими колонами и домом, где живет звездное небо.

В темноте зала на последнем ряду они оказались почти в одиночестве. Им никто не мешал. И Димка решился сказать Тамаре какие-нибудь ласковые слова, заранее подготовившись к отпору и насмешкам с ее стороны. Но она лишь прервала его поцелуем. Если бы его кто-нибудь спросил содержание фильма, он бы не смог сказать ни слова на эту тему.

После сеанса они опять сидели на скамейке около входа в зоопарк и курили.

- Где ж ты ночевать будешь? – спросила Тамара.

- Что за вопрос? Конечно, я рассчитывал в этом вопросе на тебя.

- Ой ли?

- Точно.

- К сожалению, комнаты для гостей все заняты.

- Ах, в вашем графстве, наверное, королевская охота?

- Угадал.

- Может, я за пажа сойду?

Она сморщила носик и критически осмотрела его, откинув назад голову.

- Пожалуй, нет. Ты затеряешься в моей шикарной свите.

- Жаль.

- Вот швейцаром в подъезд я могу тебя поставить – ночью кошек гонять, чтобы под окнами не мяукали.

- Нет. В таком случае я беру расчет.

- Ну, хоть на то, что ты меня проводишь, я могу рассчитывать? Если берешь расчет, то по закону обязан еще две недели отработать на меня.

- Две-то недели я, пожалуй, выдержу.

- Тады, ой! Я серьезно, ты в Зеленогорск поедешь?

- Конечно.

- Тогда идем. Уже поздно.

- В таком случае я не поеду.

- Ой ли? Идем.

Возле подъезда, оглядевшись, они опять обнялись и целовались.

- Когда мы встретимся? – спросил он.

- Тебе не надоело? Хотя осталось всего-то две недели.

- Слушай, ты можешь меня воспринимать всерьез?

- Спрашиваешь.

- Мне кажется, нет.

- Ой ли?

- Я обижусь.

Кто-то спускался по лестнице.

- Все, пока, звони, - она чмокнула его в щеку и забежала в подъезд.

Следующая глава здесь:
My WebPage