Наверное, я не однажды говорила о том, что Алексей Лис ассоциируется у меня с Маленьким Принцем и Лисом Антуана де Сент Экзюпери (а может быть, и с самим Экзюпери, потому что наши творения – слепок души). И где-то рядом – грустный клоун Леонид Енгибаров. И солнечный клоун Олег Попов. И Георгий Вицин и Юрий Никулин. Не гайдаевские Балбес и Трус. Впрочем, Вицин у Гайдая считывается не как Трус, а как классический образ маленького человека. Даже вот так: Маленького человека. А Никулина больше всего люблю в кинофильмах «Чучело» и «Когда деревья были большими». Роль актера в «Чучеле», на мой взгляд, знаменательна. Заплаточник, почти городской сумасшедший, который все до копейки тратит на собрание картин своего прадеда. Человек, осознавший свое предназначение. Не зарывший талант в землю. Помнится, наш режиссер сказала мне, что мое предназначение в том, чтобы прокладывать дорогу талантам. Примерно как в притче о человеке, мостящем дорогу к храму. Лис называет Литгалактику любимым детищем - предназначение легким не бывает.

Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой! (Михаил Лермонтов)

Герой Никулина в фильме «Когда деревья были большими», кажется, застрял где-то у меня внутри. Как пуля рядом с сердцем - вынуть нельзя. И как будто не мешает, но время от времени дает о себе знать. Помните момент, когда он узнал, что какая-то девушка, сирота, ищет отца? Жажда соприкосновения с родной душой проходит красной нитью сквозь творчество Лиса, но сегодня я хочу остановиться на стихотворении «когда-нибудь»

знаешь, иногда я чувствую море внутри,
это его волны разбиваются о грудную клетку
и откатываются обратно
с еле слышным "эх..."

видишь, из моих глаз текут солёные капли,
бегут на свободу,
в этом мире их называют слезами (Алексей Лис «когда-нибудь»)

Эти строки физиологически точно описывают душевную боль. И психологически, конечно, тоже. Оказывается, когда болит душа – это плачет море.
Сравните, у Юрия Левитанского:

Где мы виделись когда-то? Невермор.
Где мы встретимся с тобою? Никогда. Это значит, что бессрочен этот срок.
Это время не беречься, а беречь.
Это северное море между строк,
его говор, его горечь, его речь.

Прочитала у Лиса «когда-нибудь» - и сразу вспомнился «Смотритель моря» Миланы Секоненко. Мы беседовали с ней. Автор назвала в переписке своего героя – бирюком и почти открестилась от явного сходства Смотрителя с Птицемышем. Как знать? Читатель видит свое. Мне и Смотритель, и Птицемыш представляются творческими личностями со сложным характером. А у кого из нас он простой? Одна из граней творчества – противоречие между жаждой уединения и стремлением к общению.

«Сейчас все три острова и маяк, в основном, туристическая достопримечательность, но я не обращаю на это большого внимания, всё равно ни высадиться на берег, ни подойти поближе на катере никто не рискнёт. (Под водой во множестве скрыты скалистые рифы.) Так, обойдут вокруг островов, не приближаясь к буям, поохают, нафотографируются и – обратно. Я даже не смотрю в их сторону: в некоторые погожие дни этих кораблей, шлюпок - не протолкнуться». (Милана Секоненко «Смотритель моря»).

Смотрю «дачные» фотографии Миланы, и мне кажется, что этот конфликт разрешен: люди не близко, но рядом.

Море в произведениях Миланы предстает символом творчества. Недаром ее герой из смотрителя маяка

Смотрителем здешнего маяка,
Запутавшись в невесомых мечтах,
Назначил себя. (Милана Секоненко «Смотритель маяка»)

трансформировался в смотрителя моря

«Я смотрю за морем. Вообще-то, я – служитель маяка, но это так, для других. Хотя и за ним тоже слежу». (Милана Секоненко «Смотритель моря»).

Оба героя (вернее, один – сквозной), восприняли свою службу как предназначение. Как герой лермонтовского «Паруса». Выбрали своей стезей – творчество. Бездонное, как море. Непредсказуемое. С обманчивым штилем и роковым девятым валом. Вахта творца – круглосуточная и круглогодичная, без отпусков.

«Есть башня маяка, своей гладкой белоснежной облицовкой напоминающая громадную солонку, и море, которое в редкие спокойные минуты выглядит безмерным тёмно-синим блюдом. Я живу здесь много лет, один, без напарника или сменщика. На бумагах они есть, но я так устроил, чтобы без особой нужды не появлялись. Я не хожу в отпуск, кто-то отгуливает его за меня». (Милана Секоненко «Смотритель маяка»).

Михаил Лермонтов, рано осознав свое предназначение, сознательно обрек себя на одиночество. Выбрал судьбу.

Я жить хочу! хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело.
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман;
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Он хочет жить ценою муки,
Ценой томительных забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берет.

«Тайное сознание, что я кончу жизнь ничтожным человеком, меня мучит». (Из переписки М.Ю.Лермонтова).

Такой же выбор – в пользу свободного творчества, делает герой Миланы Секоненко.

«Родителей нет давно на свете, у меня нет ни жены, ни детей». (Милана Секоненко «Смотритель маяка»).

«Море бежит, как ртуть: то впереди, то вдоль лодки, сопровождая меня, посмеиваясь над моим волнением, и пишет успокаивающие письмена своим излюбленным плавным почерком». (Милана Секоненко «Смотритель моря»)

«Море, мо-ре. Почему-то "мо" звучит для меня как нота "до", ну а "ре" и есть "ре". (Милана Секоненко «Смотритель моря»)

У Юрия Левитанского:

Как зарок от суесловья, как залог
и попытка мою душу уберечь,
в эту книгу входит море — его слог,
его говор, его горечь, его речь. Не спросившись, разрешенья не спросив,
вместе с солнцем, вместе с ветром на паях,
море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях.

И подтверждение образа моря как творчества у Миланы:

«Физически я нахожусь на острове, на каменистой почве, но в мыслях плыву по морю и никак не могу или не решаюсь пристать к берегу». (Милана Секоненко «Смотритель моря»).

Творчество – бесконечно и бездонно, но только оно дает ощущение свободы.

видишь, из моих глаз текут солёные капли,
бегут на свободу,
в этом мире их называют слезами
те, кто забыл о море внутри,
те, кому тщетно сигналят маяки веры... (Алексей Лис «когда-нибудь»)

В фантасмагории «Фрида» театра «Секрет» кормилица, индейская няня художницы утверждает, что жизненная сила – в творчестве. Завет кормилицы «Люби! Твори! Живи!» - стал смыслом жизни Фриды Кало.

Туранга написала своеобразный гимн морю:

Знаешь, море не может быть одиноким,
ведь оно даёт жизненное пространство
рыбам, китам, растениям.
Его волны бороздят корабли,
в нём находят пропитание птицы,
и даже смешные человечки
пытаются покорить его вплавь.
А ещё оно граничит с другими морями
и даже океаном. (Туранга «Море»)

Мы можем повторить вслед за Настей: «Творчество дает жизненное пространство…» Простор для жизни. Творчество творит саму жизнь. Мы сами творцы своей жизни.

У Юрия Левитанского:

Каждому — и радости, и горе.
Каждому свое дается море.

Нет на свете моря. Есть моря.
Где ты, даль безбрежная моя?

...Море собираем по куску.
Ищем, ошибаемся и спорим.

Тяжело ступаем по песку —
по земле, соседствующей с морем. (Море, море…)

У Лиса:

и когда-нибудь моё море соединится с океаном всего,
растворится в его тишине,
не помнящей ни имён, ни дат,
море замрёт на миг
невообразимого совершенства...(Алексей Лис «когда-нибудь")

У Миланы:

«Уверен, что в следующей жизни я обязательно буду морем. И это не безумие, не галлюцинация, не меланхолия.
Сменится смотритель маяка. Когда-нибудь управление станет полностью автоматическим. Пройдут сотни лет, и самого маяка не станет. Пройдут тысячи, и острова исчезнут. А я буду жить, ощущать себя морем, встречать и провожать солнце... И петь: мо-ре, мо-ре». (Милана Секоненко Смотритель моря»).

У Насти:

Но оно продолжает оставаться одиноким
в своём величии,
и даже воды не смешивает с другими водами,
храня независимость.
И судьба всех, осмелившихся нарушить его покой
находится в его власти. (Туранга «Море»)

У Бориса Рыжего:

Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал.

Помните сказку Андрея Усачева про умную собачку Соню, в которой она разрисовала обои? Хозяин наклеил новые, но она знала, что «где-то за ними гудят пчелы и стрекочут кузнечики, поют птицы и шумит море». Вот в этой способности творческого человека знать, что «где-то за ними… шумит море» - его сила.

Но мне хочется вернуться к "Запискам Птицемыша" Миланы:

"Я веду книгу постояльцев, она тоже зелёного цвета. В ней записаны истории, которые рассказывают о себе гости, а ещё забавные сны, которые можно увидеть только в нашей гостинице. Нарисованы цветными карандашами иллюстрации к рассказам и портреты новых друзей.
Приезжайте, погостите! Я запишу в гостиничную книгу и вашу историю, нарисую ваш портрет.
А если рано утром вы окажетесь на вершине горы под старым дубом, то покажу подвыцветшие дневниковые записи. Вы сможете пролистать книгу с самого начала до последнего дня. Она немного раздастся от гордости, но вы не обращайте на это никакого внимания, просто ласково погладьте заскорузлую зеленоватую обложку.
Моя книга этого заслуживает". (Милана Секоненко "Записки Птицемыша")

Жизнь каждого из нас, человеков, заслуживает того, чтобы напитать ее животворящей силой творчества.

Туранга Море http://litgalaktika.ru/publ/23-1-0-14765

Алексей Лис когда-нибудьhttp://litgalaktika.ru/publ/23-1-0-14695

Милана Секоненко Смотритель маяка http://litgalaktika.ru/publ/8-1-0-14744

Милана Секоненко Смотритель моря http://litgalaktika.ru/publ/49-1-0-99

Милана Секоненко Записки Птицемыша http://litgalaktika.ru/publ/51-1-0-2134