Туранга. Философия жизни. Большой мир маленького человека, по мотивам миниатюр Маленький почтальон, С неба звёздочку достану, Рождённая летать

"Писатель!" – говорит нам кто-то о ком-то, и сразу представляется Достоевский (это в моём случае, у вас может быть по-другому). Помните портрет кисти Перова? Напряжённые плечи, крупная голова, большой лоб, глаза, которым больно смотреть, так мало света находит мыслитель в темноте людского мира. Он и сейчас, наверное, пытается высмотреть среди суетящегося человечества живые сердечные огни. Рядом с писателем-философом, тут я уверена, – Гоголь, Чехов, Платонов...
Здесь мучались, там мучаются, или всё-таки надеются... Не будем о грустном.

Прозаик. Неплохо звучит. Их много – разных. Есть и хорошие. Поговорить, конечно, хочется о хорошем.
Наша писательница видится мне ребёнком (пусть и гренадёрского роста – точно не знаю, мы не обменивались фотографиями). Она сидит на стуле, поставив локти на письменный стол. Ноги не достают до пола, а один тапок свалился с ноги и на нём, охраняя, лежит котёнок. На писательнице огромный бант (важная деталь, это станет яснее позже). Бант такой большой, что не удерживается на макушке и свешивается на затылок. Сейчас писательница грызёт перо, значит, задумалась о чём-то серьёзном надолго. Не буду мешать.

Сколько нужно написать текстов, чтобы пишущие собратья посчитали тебя прозаиком? Какие темы необходимо охватить, чтобы поверили: да, это не мелкотравчатость, не вышивание бисерным почерком жидкими чернилами в розовой или голубой тетрадке (хотя пол писателя в нашем веке не существенен). Наполовину решить задачу тоже не удастся. Или – или.

Три – хорошее число. На примере двух миниатюр и одного рассказа Туранги (Насти) попробую вкратце разобраться.

В миниатюрах говорится о звёздах. Что может быть обычней звёзд, еженочно плывущих в вышине? Что может быть банальнее обещания мужчины достать любимой звёздочку с неба? О приготовлении блюд поэтических слов не найти вообще, настолько эта то ли повинность, то ли удовольствие превращается со временем в семейную рутину.
И тут появляется писательница, взбалтывая в своем воображении несмешиваемое. А читатель, обыкновенный человек (я, например), начинает видеть связи там, где не мог раньше предположить. Он сопротивляется необычному образу, но сделав паузу, соглашается. Увидев сначала звёзды распластанными на праздничном столе, а потом, освобождая их от незавидной участи, отпускает в небо и становится свободнее сам. И уже готов лететь за ними, явственно слыша шелест распускающихся за спиной крыльев. Тут, главное, – не проморгать.
Миг – и недосягаемые звёзды прикреплены к небесному своду-блюду, откуда уже сами тянут лучики-вилочки к человеческой мягкосердечной душе. А ты в очередной раз понимаешь, что упустил подходящий момент для полёта. Скорее всего, из страха быть поглощённым небесами.
Что ж, остаётся, в лучшем случае, наблюдать за встающим на крыло ребёнком, любуясь его детским восприятием жизни, бесстрашным открытием нового и мудрым всепрощением ошибок взрослых.

Герои третьего повествования – почтовая сумка и почтальон. Что общего между ними и автором? Нет ни одного упоминания ни о звёздах, ни о небе, о созерцании или смысле жизни. Всё очень просто и буднично.
Маленький человек с почтовой сумкой проходит в рассказе дорогу, самостоятельно выбранную и протаптываемую затем в течение всей жизни. Но если бы звёзды могли видеть, а кто знает, может, и видят... то исхоженный путь, взрытый на поверхности земли тысячами тысяч шагов почтальона, предстаёт из космической глубины созвездием: от точки до точки, от двора к двору. Созвездием на земле, нарисованным многолетней службой людям. В одних и тех же точках в разные моменты жизни вспыхивают огоньки надежды, или тлеют угли горя, или загорается костёр любви. Чем это хуже звёзд?

Философия жизни автора и философия жизни его героев – всегда одна и та же? Может ли быть различной?..

Писательница, опустив низко голову, что-то пишет в тетрадке, не замечая, как бант медленно спускается с её головы и задерживается на уровне лопаток, превращаясь в капроновые крылья с атласным блеском.

Настю вот-вот подхватит ветерок, в нетерпении давно прогуливающийся вдоль открытого окна. Единственная надежда на котёнка, который коготком передней лапки прочно уцепился за тоненькую капроновую нитку, берущую начало на краешке переливающегося перламутром крыла. Да и как писательница сейчас отправится в полёт, потеряв один тапок?!

Пусть сидит и сочиняет. О таких, как она сама, как ты, как я... Пусть помогает маленьким людям с хрупкой душой оторваться от обыденной действительности и парить над суетой и толпой деловитых важных людей.
Мы доподлинно знаем, что некоторые, немногие, писатели не разучились летать, в чём-то, в сердцевине, так и оставшись детьми. И ни для кого не секрет, что другого состояния души, чтобы войти в царствие небесное, у людей не будет.
Пока же у таких писателей, живущих среди нас, идут тренировочные предварительные полёты. Они отыскивают светила и протирают их. Протаптывают удобные траектории, соединяя звёзды в созвездия. Поддерживают живой огонь, указывающий нам дорогу к свету.